Враждебность интеллигенции к Царской власти.

(с. 42) …Не въ хозяйственныхъ недочетахъ и не въ технической отсталости была заложена главная угроза Россійскому государству! Корень зла былъ въ глубокой розни между властью и значительной частью образованнаго общества. Русская интеллигенція относилась къ власти съ опредѣленной враждебностью, которая порой принимала болѣе откровенныя формы, порой загонялось вглубь, съ тѣмъ, чтобы снова проявиться съ удвоенной силой.

Въ первой половинѣ XIX вѣка лучшіе русскіе писатели еще понимали значеніе Царской власти. Пушкинъ, Гоголь, Жуковскій, не говоря уже о Карамзинѣ, оставили не мало страницъ, ярко о томъ свидѣтельствующихъ. Но русская интеллигенція уже и тогда была не съ ними. Бѣлинскій, гнѣвнымъ обличеніемъ отвѣчающій на „Переписку съ друзьями“, для нее гораздо типичнѣе самого Гоголя. Среди писаній Пушкина замалчивались произведенія его зрѣлаго возраста, гдѣ онъ говорилъ объ Императорѣ Николаѣ I, и списывались и распространялись его юношескіе выпады противъ власти. Возстаніе декабристовъ внесло этотъ расколъ на самые верхи общества, подорвало довѣріе Царя къ военному дворянству, и этимъ увеличило значеніе зависящаго отъ власти служилаго сословія.

Эпоха великихъ реформъ сперва кое-что улучшила въ этомъ отношеніи; она открыла новыя поприща для работы, суды, земства, посредническую дѣятельность въ деревнѣ. Но крайнія теченія быстро отравили и тутъ сотрудничество между интеллигенціей и властью. Реформы только вызывали требованія дальнѣйшихъ реформъ; новыя возможности дѣйствія использовались для пропаганды противъ правительства. Черезъ пять лѣтъ послѣ освобожденія крестьянъ, уже произошло первое покушеніе на Царя-Освободителя. И опять таки: лучшіе писатели того времени были скорѣе съ властью, чѣмъ съ интеллигенціей. Графъ Л. Н. Толстой до конца 70-хъ годовъ печатался въ „Русскомъ Вѣстникѣ“ Каткова. Достоевскій, въ молодости примкнувшій къ соціалистическому кружку и за это жестоко пострадавшій, въ „Бѣсахъ“ съ непревзойденной яркостью изобразилъ духъ русской революціи и въ „Дневникѣ Писателя“ отстаивалъ значеніе Царской власти для Россіи. Къ консервативному лагерю принадлежали и Фетъ, и Тютчевъ, и Майковъ, и по существу даже гр. А. К. Толстой („двухъ становъ не боецъ, а только гость случайный“). Опредѣленнымъ противникомъ интеллигентскаго радикализма былъ Лѣсковъ. Писемскій въ „Взбаломученномъ морѣ“ далъ неприглядный очеркъ „шестидесятниковъ“; и даже западникъ Тургеневъ въ „Отцахъ и дѣтяхъ“, „Дымѣ“ и „Нови“ изобразилъ такъ называемыхъ „нигилистовъ“ въ мало привлекательномъ свѣтѣ…

Но тонъ задавали не они! „Властителями думъ“ были радикальные критики, проповѣдники матеріализма, непримиримые обличители существующаго. Уже раздавались требованія не только политическихъ, но и коренныхъ соціальныхъ преобразованій, какъ будто отмѣна крѣпостного права не была сама по себѣ огромной соціальной реформой. Интеллигенція перенимала отъ Запада непремѣнно самыя крайнія ученія. Началось „хожденіе въ народъ“ съ цѣлью распространенія этихъ ученій въ крестьянской средѣ, съ надеждой на революцію по образцамъ Пугачева и „атамана Степана“, какъ называли Стеньку Разина въ модномъ тогда романсѣ „Утесъ“. Народная масса тогда не поддалась на эти увѣщанія и посулы; она встрѣтила съ недовѣріемъ чуждыхъ ей людей; хожденіе въ народъ окончилось полнымъ проваломъ и тогда возникла партизанская вооруженная атака на власть, руководившаяся пресловутой „партіей Народной Воли“.

Восполняя дерзостью и предпріимчивостью недостатокъ своей численности, революціонеры въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ сумѣли создать гипнозъ мощнаго движенія противъ власти; они смутили правителей, они производили впечатлѣніе заграницей. Жизнь Царя-Освободителя подвергалась ежечасной угрозѣ: то взрывали рельсы передъ Царскимъ поѣздомъ, то — даже покои Зимняго Дворца. Александръ II рѣшилъ попытаться привлечь на сторону власти колеблющіеся образованные слои, съ извѣстнымъ злорадствомъ наблюдавшіе за борьбой между правительствомъ и „нигилистами“, но не успѣлъ принять никакихъ реальныхъ мѣръ въ этомъ направленіи: 1 марта 1881 г свершилось цареубійство.

Страшная вѣсть всколыхнула Россію, многихъ отрезвила, создала пустоту вокругъ дѣятелей „Народной Воли“. Императоръ Александръ III, считавшій положеніе крайне опаснымъ, тѣмъ не менѣе рѣшилъ дать врагамъ мужественный отпоръ — и вдругъ натискъ „нигилистовъ“ разсѣялся какъ навожденіе. Но произошли-ли за царствованіе Императора Александра III дѣйствительныя перемѣны въ настроеніяхъ образованныхъ классовъ? Интеллигенція притихла, смолкла, враждебность исчезла съ поверхности, но тѣмъ не менѣе она осталась. Всѣ мѣры царствованія встрѣчали глухую, по внѣшности сдержанную, но непримиримую критику. Болѣзнь оказалась только загнанной вглубь. Грозная черта этихъ лѣтъ: новые писатели уже не отдѣлялись отъ интеллигенціи въ своемъ отношеніи къ существующему строю. Тѣ изъ нихъ, которымъ было душно въ радикальной казармѣ, просто уходили въ область чистаго искусства, оставаясь въ сторонѣ отъ общественной жизни. Изъ ученій гр. Л. Н. Толстого, рѣзко измѣнившагося за эти годы, его „непротивленіе злу“ и раціоналистическое христіанство пользовались гораздо меньшимъ успѣхомъ, чѣмъ его отрицаніе всего современнаго государства.

Пассивное сопротивленіе интеллигенціи создавало для власти большія затрудненія, особенно въ области народнаго образованія. Студенчество, несмотря на рядъ новыхъ законовъ, вводившихъ университетскую жизнь въ строгія рамки (ношеніе формы, обязательное посѣщеніе лекцій и т. д.), или отчасти благодаря этимъ законамъ. оставалось разсадникомъ революціонныхъ теченій. Власть поэтому питала недовѣріе къ высшимъ учебнымъ заведеніямъ; нѣкоторыя изъ нихъ, какъ женскіе медицинскіе курсы, были закрыты; на С.-Петербургскіе Высшіе Женскіе Курсы на три года былъ запрещенъ пріемъ. Правительству приходилось лавировать между Сциллой отсталости въ ученіи и Харибдой взращиванія своихъ враговъ. Насколько велика была нетерпимость этихъ враговъ, показываетъ характерный случай: проф. В. О. Ключевскій, извѣстный историкъ, пользовавшійся огромной популярностью въ студенчествѣ, вызвалъ съ его стороны враждебныя выходки своей (приведенной выше) рѣчью памяти Императора Александра III, и не скоро вернулъ себѣ былой престижъ. Сдѣлать такъ, чтобы увеличить число школъ, не создавая въ деревнѣ очаговъ противоправительственной пропаганды, было при такихъ условіяхъ весьма нелегко. Строить и совершенствовать огромнѣйшее государство при враждебномъ отношеніи значительной части образованныхъ слоевъ — было задачей исключительной трудности!..»